Когда телефон ещё с вечера отключён, потому что надоело отвечать на звонки людей, занятых опросами общественного мнения, когда поток тошнотворной политической грязи заставляет выключить компьютер и телевизор, в ушах начинает звенеть от тишины, внезапно поселившейся в доме. Я выхожу в сад. Лёгкий бриз тихонько ощупывает плечи, шевелит ветки розмарина, посверкивающие голубыми огоньками, а толстые чёрные шмели висят вертолётами над цветами лаванды. В саду всегда много дел. Сорняки лезут из земли вроде внеземных пришельцев из фильма ужасов. Кусты разрослись так, что закрывают розам солнце. Маленькие пёстрые змейки беззвучно скользят в давно некошенной горькой траве. Забор местами прогнил, нужно менять доски. Но я не занимаюсь никакими делами. Просто сажусь на корточки перед помидорными кустами, легонько касаюсь пальцами прохлады резных листьев, вдыхаю тёплый утренний воздух и слушаю доносящуюся с луга, из-за школы перекличку лягушек.
Утренняя молитва безбожника.
 
Когда телефон ещё с вечера отключён, потому что надоело отвечать на звонки людей, занятых опросами общественного мнения, когда поток тошнотворной политической грязи заставляет выключить компьютер и телевизор, в ушах начинает звенеть от тишины, внезапно поселившейся в доме. Я выхожу в сад. Лёгкий бриз тихонько ощупывает плечи, шевелит ветки розмарина, посверкивающие голубыми огоньками, а толстые чёрные шмели висят вертолётами над цветами лаванды. В саду всегда много дел. Сорняки лезут из земли вроде внеземных пришельцев из фильма ужасов. Кусты разрослись так, что закрывают розам солнце. Маленькие пёстрые змейки беззвучно скользят в давно некошенной горькой траве. Забор местами прогнил, нужно менять доски. Но я не занимаюсь никакими делами. Просто сажусь на корточки перед помидорными кустами, легонько касаюсь пальцами прохлады резных листьев, вдыхаю тёплый утренний воздух и слушаю доносящуюся с луга, из-за школы перекличку лягушек.
Утренняя молитва безбожника.